Старикова Галина Геньевна

кандидат философских наук, доцент кафедры философии

Харьковский национальный университет радиоэлектроники,

г. Харьков, Украина

  Аннотация: В статье рассматривается проблема присутствия языковых и внеязыковых характеристик, присутствующих на различных уровнях языковой системы. Анализируются преимущественно имплицитные, неосознаваемые составляющие лингвистической сферы, такие, как безэквивалентная лексика, лингвокультуные коды, пресуппозиции. Показана принципиальная необходимость взаимосвязей и взаимовлияния сугубо языковых и внеязыковых характеристик, а также диалектика их взаимодействия на разных уровнях естественного языка. 

  Ключевые слова: имплицитный лингвистический феномен, экстралингвальное, безэквивалентная лексика, лингвокультурный код, пресуппозиции.

  Вступление. В современной лингвистике осуществляются первые попытки выявить глубинную связь когнитивных структур человеческого сознания с языковыми формами, проследить способ отражения характера познания и восприятия мира в глубинных языковых категориях (ментальных образованиях), принадлежащих сфере бессознательного. С другой стороны, значительный интерес не только для лингвистики, но и для философии, психологии, когнитологии представляет изучение неявных, неосознаваемых, имплицитных компонентов, присутствующих на всех уровнях языкового бытия.

  Еще в конце ХIХ века В. фон Гумбольдт, а позже и его последователи, обнаружили существование в языковой системе непроявленных, имплицитных компонентов. Позже, в течение ХХ-ХХI вв. был выявлен и частично исследован ряд подобных компонентов естественного языка. Однако следует отметить, что многие исследования в этом направлении отличались не аналитическим, а констатирующим характером. Как правило, давалось определение феномена (достаточно произвольное и ситуативное) и перечислялись примеры его бытования в языке (так, например, произошло с феноменом безэквивалентной лексики – бесчисленное множество примеров и образцов, существующих в каждом языке, методические рекомендации по технике перевода – этим исчерпывались немногочисленные работы по данной теме. Но главным недостатком этих исследований было отсутствие комплексного, целостного подхода к изучению феномена имплицитных составляющих естественного языка. По сути, данная сфера вообще не рассматривалась как отдельный феномен с особыми, только ему присущими характеристиками. Как правило, исследовалось бессознательное в целом либо его отдельные фрагменты сами по себе, вне анализа их диалектической связи с осознанными и взаимосвязанными составляющими познавательной сферы. На примере естественного языка мы хотели бы показать необходимость и методологическую возможность такого подхода. Этим и обусловлена актуальность представленной работы.

  Комплексный, целостный подход к таким сложным феноменам можно реализовывать различными способами. В качестве одного из путей мы предлагаем рассмотреть диалектику взаимосвязей лингвального (языкового) и экстралингвального (внеязыкового) в имплицитной сфере естественного языка. Эта диалектика кратко и емко представлена в знаменитом кантовском афоризме: «Ощущения без понятий слепы, а понятия без ощущений пусты». Таким образом, цель данной работы – проанализировать представленность языковых и паралингвистических характеристик в различных имплицитных составляющих языка и показать диалектику взаимного сосуществования и взаимодействия как на структурном, так и на функциональном уровнях.

  Для этого, разумеется, необходимо максимально полно очертить круг входящих в имплицитную сферу компонентов. Однако такая работа потребует серьезного и продолжительного исследования. Мы предполагаем провести «пилотажное» исследование на материале некоторых хорошо известных лингвистике феноменов как собственно лингвистического, так и экстралингвистического типа.

  К настоящему времени в философии языка, лингвистике, когнитологии исследован целый ряд лингвистических и экстралингвистических феноменов, которые можно отнести к имплицитным составляющим естественного языка. Основные компоненты данного типа – это, в первую очередь, национально-языковая картина мира, изучавшаяся в рамках лингвистики, лингвокультурологии и психолингвистики такими известными учеными, как А. Вежбицкая, О. Голубовская, Н. Арутюнова и другие. Кроме того, к подобным компонентам лингвистической системы следует отнести безэквивалентную лексику (Верещагин Е.М., Костомаров В.Г., Р. Кысь), лингвокультурные коды (В.А. Маслова), пресуппозиции (А.А. Залевская, В.А. Звегинцев) и т.д. Однако до сих пор имплицитная сфера языка не рассматривалась как единая целостная подсистема естественного языка, играющая важнейшую роль в структурном оформлении, функционировании и развитии языка. Не был не только осуществлен синтез имеющихся в этой сфере знаний, но и не введено, по сути, обобщающее понятие, включающее все вышеперечисленные и иные подобные феномены. Мы предполагаем использовать для их обозначения термин «имплицитные составляющие», поскольку именно имплицитность является одной из важнейших специфических характеристик, объединяющих эти внешне различные и по структуре, и по происхождению, и по функциям лингвистические феномены. Следует отметить, что ряд этих элементов явно является внеположенными по отношению к собственно языку – те же лингвокультурные коды или пресуппозиции. Однако существуют имплицитные составляющие, которые очевидно принадлежат к языковой сфере, но не являются ее структурными элементами. Мы считаем необходимым и методологически обоснованным включение в этот список не только структурно оформленных элементов, подобных безэквивалентной лексике и другим вышеупомянутым феноменам, но и ряда фундаментальных лингвистических характеристик, которые не только имплицитны по своей сути, но и являются имманентными для каждого конкретного языка и существеннейшим образом влияют на формирование и функционирование вышеупомянутых структурных компонентов и, в целом, определяют специфику и своеобразие каждого естественного национального языка. Такой значимой характеристикой, например, является синтетический или аналитический характер языка, а также его базовые типологические характеристики, в частности, его принадлежность к флективным, агглютативным или корнеизолирующим языкам.

  Начать анализ мы предполагаем со сложного, комплексного лингвистического феномена, получившего название национально-языковой картины мира. Учеными исследовано множество различных компонентов национально-языковой картины мира, которые характеризуются различной степенью «проявленности», эксплицированности, осознанности или, наоборот, имплицитности. В связи с проблематикой нашего исследования мы считаем важным остановиться на одном из базовых, исходных компонентов национально-языковой картины мира, а именно, на феномене звуковой концептуализации окружающей реальности в естественном языке.

  У каждого народа в процессе аутопоэза еще на довербальном этапе формируется первичное семантическое поле, своеобразие которого находит свое отражение в звуках начального этапа формирования естественного языка. Можно сказать, что природа начала семиотическую деятельность, а человек ее продолжил. Уже в междометиях, восходящих к спонтанным эмоциональным реакциям на ситуацию, зарождается процесс конвенциализации звука. Он начинается тогда, когда пассивная реакция перерастает в активное действие (или побуждение к таковому). Показательной с этой точки зрения является сенсорно-рецептивная концептуализация действительности и ее системно-языковые ипостаси (фонетико-морфологический и лексический языковые ярусы). Восприятие предполагает акт категоризации, который определенным образом «канонизирует» перцептивный опыт, задавая первичные параметры осмысления реалии, категоризация объекта при восприятии является основой для соответствующей организации действий, направленных на этот объект. Казалось бы, единство биологической природы человечества должно было обусловить и одинаковость ощущения и восприятия, а также их дальнейшей лексикализации, у всех людей, независимо от расовой или национальной принадлежности. Однако анализ разноязыких звукоподражательных – ономатопеичных слов убеждает нас в том, насколько чисто этнический характер имеет концептуализация того, что воспринимается слухом, в различных лингвокультурных ареалах. 

  Исследователи пришли к выводу, что слуховые впечатления, концептуализированные различными языками, отличаются тем больше, чем дальше находятся один от другого географически и культурно исследуемые языки. Отдаленные в культурно-языковом отношении этносы не только по-разному «слышат» голоса животных, но и проявляют определенную избирательность при их сенсорно-перцептивной концептуализации. Так, голос индюка проигнорирован в русском, украинском и китайском языках, но он получил сенсорно-языковую концептуализацию в английском; в русском и украинском языках нет звукоподражательных слов для обозначения голосов кузнечика, цикады и ласточки, тогда как в китайском они получили лексическое ономатопеичное выражение [1, с. 154].

  В поле непосредственных ощущений этноса, или, в терминах Б. Рассела, в поле его сенсибилий попадала прежде всего природная среда этноса (хрестоматийным является пример Б. Уорфа о наличии разных слов для обозначения снега в эскимосском языке: падающий снег, тающий снег, принесенный ветром снег, снег на земле, снег, затвердевший, подобно льду), а позже, в процессе исторического развития и самоидентификации этноса – и материальная, рукотворная среда. По удачному выражению Г.Д. Гачева, «национальный образ мира является диктатом национальной природы в культуре…» [2, с. 43]. Национально-специфические ощущения, материализуясь в языковой ткани, порождали ту особую для каждого языка субстанцию, которая в современной антропоцентрической лингвистике получила название национально-языковой картины мира.

  Мы видим, что имплицитность этого фрагмента национально-языковой картины мира кажется очевидной и бесспорной. Однако в данном случае уместно вспомнить кантовское «Ощущения без понятий слепы» – в каждом случае функционирования сенсибилий обязательно присутствует «привязка» звука к определенному фрагменту семантического поля. Как и в фонетике в целом, в данном случае определенное звуковое сочетание актуализирует конкретный семантический блок. Разумеется, это не обязательно приводит к четкой и осознанной вербализации в каждом конкретном случае, но делает ее вполне доступной и возможной. Иными словами, любая сенсибилия «нагружена» смыслом, т.е. потенциально может перейти из имплицитного долингвистического в эксплицитное, знаковое состояние, что и происходит при их дальнейшей лексикализации.

  Логическим продолжением подобной диалектики в языке является его фонетический уровень. С точки зрения интересующего нас аспекта бытия языка фонетика является, по преимуществу, имплицитной подсистемой, в которой благодаря исходным сенсибилиям осуществлена и воплощена первичная связь языка/речи с окружающей реальностью. Поэтому, несмотря на общепринятое представление об исключительной «лингвальности» фонетики мы считаем необходимым указать на наличие в ней не только экстралингвистических компонентов, но и на их первичность по отношению к остальным фонетическим составляющим. Разумеется, формально-структурные характеристики фонетики вполне осознаваемы, эксплицитны и вербализуемы. Однако ее содержательно-смысловая сторона очевидно и безусловно является имплицитной.

  Долгое время эта особенность фонетики находилась вне фокуса научных изысканий. Впервые ее существование привлекло серьезное внимание исследователей в связи с появлением и развитием практики НЛП, что и обусловило преимущественно эмпирический, прикладной характер исследований в этой сфере. Лишь в начале ХХI века появляются попытки теоретического осмысления семантической составляющей фонетики естественного языка. Нагруженность звукового оформления языка вневербальными смыслами позволила лингвистам глубже и точнее проанализировать специфику национально-языковой картины мира в различных этнических языках. С развитием вербальной речи эта специфика фиксируется в так называемой безэквивалентной лексике, в частности, в виде лингвокультурных кодов, представляющих глубинное культурное пространство, в котором разные языковые сущности получают различные культурные смыслы, заполняя собой и тем самым формируя код. С позиций семиотики культуры наш язык представляет собой базовую знаковую систему этнокультуры, над которой надстраиваются все остальные знаковые системы данной культуры как вспомогательные, вторичные моделирующие системы, по терминологии Лотмана. При таком понимании наш обыденный естественный язык – это метапрограмма, регламентирующая через разного рода предписания – заповеди, законы, афоризмы, пословицы, рекламу, пиар – человеческое поведение, т.е. поведенческие программы, которые функционируют в обществе в знаковом виде [3, с.45]. При этом следует заметить, что далеко не всегда эти знаковые предписания являются «открытой» для субъекта-индивида, т.е. эксплицированной, осмысленной информацией. Очень часто, особенно на уровне заповедей и традиций, их настоящее содержание, реальная объективная причина (или причины) их формирования давным-давно забыты, и модель поведения сакрализована без осознания ее сущности (различные пищевые ограничения или гигиенические правила, нормы одежды и т.п. в разных религиях носят, как правило, именно такой характер). Поэтому здесь за явным знаком, который понимается социумом, на самом деле стоит неосознаваемая, имплицитная, забытая много поколений назад информация. Это тоже можно считать одним из проявлений, имплицитных составляющих языка.

  Наряду с этими кодами культуры используется еще целый ряд собственно невербальных кодов, носящих образный характер. Сюда относятся различные, входящие в данную этнокультуру образные системы, выполняющие аллегорическую и символическую функции. Именно такие семиотические подсистемы культуры получили наименование культурных кодов. Известно, что в наше сознание, наряду с логическими структурами, входят так называемые пра-логические, т.е. архаические, имплицитные структуры, являющиеся частью коллективного бессознательного. Коллективные представления принадлежат к архаическому типу мышления и отличаются крайней эмоциональной интенсивностью, они не только (и не столько) мыслятся, сколько переживаются. Именно через пра-логические структуры и передается культурный опыт нации [3, с.46]. 

  Коды могут включать в себя единицы, которые сами по себе не являются знаками культуры, но, будучи включены в ментальное пространство кода, становятся таковыми. Например, камень, лежащий на дороге, это просто природная сущность (первосущность, по Аристотелю), но, если его перенести на могилу, он становится знаком культуры – памятником. Выделяют целый ряд кодов культуры, репрезентированных в языке: космогонический (быть на седьмом небе, небо призывает, белый свет, луч надежды, космические страхи); соматический (голова колонны, третий глаз); пространственный (правое дело, левый заработок); количественный (тридесятое царство, в три ручья, в три погибели, семеро по лавкам, на семи ветрах, за семерых); предметный (гвоздь программы, подошва горы); природно-ландшафтный (лес рук); архитектурный (мосты дружбы, храм науки); гастрономический (хлеб да соль, соль земли); одористический (запах крови, пахнуть войной, дохнуло страхом); геометрический (сделать круглые глаза, круглый отличник, круглый сирота, обвести вокруг пальца) и др. Следует отметить, что в разных культурах одним и тем же кодам отдается разное предпочтение. Так, для англичан чрезвычайно важен спортивный код, для русских – соматический. Универсальным кодом практически во всех культурах является пищевой код.

  Мы можем говорить о возникновении лингвокультурного кода, как только в языке появляется словесная форма. Имея знаковый характер, эти языковые элементы воплощены в словах естественного языка. Однако, с другой стороны, в семантическом поле языка смыслы этих выражений как лингвокультурных кодов существенно отличаются от буквальных значений. Например, вот тебе, бабушка, и Юрьев день – невыполненные обещания или обман со стороны вышестоящих руководителей; не хлебом единым – разносторонность личности человека; хлеб да соль – гостеприимство и т.д. Носитель языка употребляет эти выражения, не задумываясь об их реальном содержании, он стремится как можно точнее передать нужный ему смысл и для этого подбирает наиболее адекватные формы, существующие в данном языке. При этом он оперирует семантическими единицами, а не знаковыми, что позволяет считать данный фрагмент естественного языка его специфическим имплицитным компонентом. Таким образом, глубинное содержание лингвокультурного кода не только остается на грани или даже за гранью осознаваемого, оно, по сути, выходит за рамки языковой системы в социокультурное «пространство», обретая таким образом экстралингвальные характеристики. 

  Рассмотренный нами феномен лингвокультурных кодов формально принадлежит к языковой системе, хотя, как мы видим, в нем на имплицитном уровне присутствуют и экстралингвальные компоненты. Однако существуют и другие феномены, тесно связанные с лингвистической системой, но при этом являющиеся экстралингвальными. В качестве примера таких подсистем мы предлагаем рассмотреть феномен пресуппозиций, или фоновых знаний. Суть этого феномена заключается в следующем: в ходе коммуникации на естественном языке и «говорящему», и «слушающему» необходимо, помимо собственно языка, владеть также и необходимыми фоновыми знаниями – знаниями о реалиях, которые не проговариваются, но подразумеваются в каждой конкретной ситуации.

  Как показывает практика переводов, даже минимальный языковой отрезок может «вобрать» в себя максимальный экстралингвистический контекст. Проблема, однако, заключается не в объеме экстралингвистической информации, а в ее непредставимости в значениях конкретных слов, составляющих данный речевой отрезок. Подавляющее большинство экстралингвистических феноменов, в том числе и фоновые знания имплицитны и неосознанны, находятся на нижнем, невербализуемом, некоммуницируемом уровне семантического поля. В современной лингвистической семантике подобный компонент смысла текста, являющийся предварительным знанием, необязательно выраженным словесно, без которого невозможно адекватно воспринять текст, получил название пресуппозиции. Понятие пресуппозиции включает в себя как контекст, так и ситуацию, в которой сделано некоторое высказывание. Пресуппозиция дополняет смысл предложения, выраженный в его словах и структуре, в конкретном речевом акте. Мы видим, что по определению пресуппозиции являются экстралингвистическими феноменами. Однако они не могут существовать без лингвистической составляющей – без оформленного на вербальном уровне текста или его фрагмента. В структурном отношении пресуппозиции принадлежат к экстралингвистическим феноменам, в функциональном же смысле фоновые знания, с одной стороны, обеспечивают связь языковых форм с окружающей реальностью и, с другой, включение языка в общекультурный контекст.

  Здесь наблюдается ситуация, подобная лингвистическому коду, когда смысл высказывания (или его части) заключается не в словарном смысле составляющих его лексем, а находится за пределами собственно языка, в социальном, культурном пространстве. Но если лингвокультурные коды представляют собой достаточно устойчивые лексические образования, то пресуппозиции ситуационны, значительно быстрее модифицируются под влиянием социокультурных изменений. Однако и здесь мы наблюдаем некое диалектическое единство языкового и внеязыкового в одном феномене, существование которого невозможно без сосуществования и взаимовлияния этих противоположностей.

  Вывод. Как показал проведенный анализ, практически все имплицитные компоненты языка имеют экстралингвистическую составляющую. На каждом из уровней имплицитной системы осуществляется «выход» за пределы языка – в социальную, культурную, историческую, архетипическую сферы бытия человека, и влияние этих сфер на «самые лингвистические», «чисто лингвистические» и т.д. составляющие естественного языка не только неустранимо, но и фундаментально, является необходимым структурно- и формообразующим условием его возникновения, существования и развития.

  Более того, нам представляется правомерным и обратное утверждение – все имплицитные компоненты языка имеют в своем составе экстралингвистические элементы. Это предположение вполне обосновано, поскольку первоисточником имплицитных составляющих языка является непосредственная практика этноса – начиная с примитивного аутопоэзиса и формирование первичных архетипов, через усложнение социокультурной деятельности к формированию системы общепринятых обычаев, традиций, верований и ценностей данного народа. Все вышеперечисленное становится источником имплицитных компонентов разного уровня сложности, связанных с различными эксплицитными языковыми феноменами, но не поддающихся полноценному, исчерпывающему анализу со стороны субъекта-носителя языка. Мы считаем, что исследование данной специфической характеристики естественного языка актуально как для собственно лингвистической науки, так и для когнитологии, в которой существование «фоновых знаний» и комплекс связанных с ними вопросов является важным аспектом при разработке автоматизированных систем обработки текста, моделирующих способность человека понимать текст. Дальнейшая разработка поставленной проблемы может осуществляться на базе психо- и этнолингвистики, лингвокультурологии и философии языка.

Использованная литература:

1. Голубовська І.О. Етнічні особливості мовних картин світу / І.О. Голубовська. – Київ: Логос, 2014. – 283 с.

2. Гачев Г. Национальные образы науки / Г. Гачев. – М.: Просвещение, 1981. – 157 с. 

3. Маслова В.А. Лингвокультурный код как способ описания языка / Текст / В.А. Маслова // Современная лингвистика и исследования ментальности в ХХI веке. – Киев, 2014. – С. 44-52.